Последние месяцы Мэтью чувствовал себя получше, возможно, из-за того, что стояла необычайно сухая погода. Тем не менее дни его были сочтены, он стал худущий, как жердь. Кашель, правда, немного поутих, но чаще стала идти горлом кровь. И поведение Мэтью здорово изменилось: теперь из него с трудом удавалось вытянуть хоть слово, он стал чрезвычайно замкнутым. Дональд объяснял это болезнью брата, который чувствовал стремительное и неотвратимое приближение смерти. А это ужасно – заранее видеть свою смерть.
Дональд резко дернул вожжи и пустил лошадь рысью. Повозка затряслась на ухабах, окутывая его облаком пыли.
Доехав до перекрестка дорог, Дональд свернул налево. И хотя это был более долгий путь до фермы, он старался беречь повозку. Как-то во время одной из поездок колесо попало в рытвину и ось погнулась. Дональд сделал для себя заметку в уме – надо будет привезти камней и засыпать эту чертову рытвину.
Дорога, по которой он ехал сейчас, была довольно приличной, она проходила через лес, затем между небольшими холмами, где паслись овцы. Здесь же протекал ручей, спускавшийся в долину, вода пробивалась через каменистую породу, и получался самый настоящий водопад.
Дональд редко ездил этой дорогой, у него не было времени любоваться красотами. Единственный пейзаж, который его интересовал, находился внутри каменных стен его фермы… И это была его ферма.
Майкл не оставил завещания. По закону ферма принадлежала Мэтью, но по праву того, кто работал на ней, хозяином был Дональд, и пусть бы кто-нибудь попробовал оспаривать это. Ферма всегда находилась в хорошем состоянии, но это он сделал ее еще лучше, а теперь намеревался превратить ее в ферму богатого владельца.
Дональд проехал по опушке небольшой рощи, отбрасывавшей тень на дорогу, и, очутившись на открытом пространстве, на мгновение прищурился от яркого солнечного света, а потом разглядел впереди две фигуры, стоявшие в тени пригорка. Дональд натянул вожжи, остановил лошадь и, снова прищурившись, посмотрел вдаль.
Если бы он даже и не узнал этих двоих, звук, донесшийся до его ушей, помог бы определить, по крайней мере, одного из них. С момента их свадьбы Дональд не слышал смеха Констанции, а сейчас она смеялась потому, что малыш тянул ее пальчиками за нос. Такую сценку Дональд наблюдал и раньше, но Констанция ни разу не смеялась, правда, иногда он замечал улыбку на ее лице, да и то лишь в тех случаях, когда жена не подозревала о его присутствии.
А затем все существо Дональда пронзила острая боль. Констанция передала ребенка Мэтью, и он увидел, как его брат поднял малыша над головой и стал раскачивать из стороны в сторону. Потом прижал его к груди и принялся баюкать.
И тут взору Дональда предстала следующая картина: Мэтью держал ребенка на руках, а Констанция расчесывала малышу волосы. Словом, типичная семейная идиллия…
Дональд остолбенел. Душевная боль стала просто нестерпимой. На секунду он вообще перестал что-либо чувствовать, на него нашло оцепенение, все эмоции в нем разом умерли. Но постепенно это ощущение прошло, и Дональда захлестнула такая дикая злоба, что, очутись в этот момент жена и брат рядом с ним, он бы убил обоих.
Негромкое ржание лошади заставило Констанцию и Мэтью повернуть головы в его направлении, но они не могли видеть ни Дональда, ни повозки. Дональд наблюдал, как некоторое время они вглядывались в дорогу, а затем Констанция забрала у Мэтью ребенка и они, торопливо спустившись к полю, скрылись за калиткой.
Только тогда Дональд тронулся с места. Он съехал с дороги и привязал лошадь к дереву. А сам, сделав несколько шагов, бросился ничком в высокую траву. Некоторое время он лежал, уставившись в землю немигающим взглядом, затем, чуть приподнявшись, вырвал пучок травы и принялся кромсать ее. Вновь рухнув всем телом на землю, он вцепился зубами в большой палец, пока из него не пошла кровь…
Спустя некоторое время, когда Дональд вошел в дом, ребенок уже возился в песке возле сыроварни. Джейн на кухне месила тесто.
– Что-то ты рано вернулся. – Она с удивлением посмотрела на Дональда.
– Где Мэтью?
– Мэтью? В постели. Ты же знаешь, что после обеда он всегда ложится отдохнуть. – Джейн отряхнула ладони от муки и направилась к печи.
Дональд ощутил жгучее желание схватить со стола скалку и огреть мать по голове. Она знает, все знает. Наверное, все это время их троица смеется над ним. Но почему? Почему он раньше ничего не замечал? Сейчас Дональд видел все настолько четко, словно прозревший слепой. В тот день Мэтью ездил за Констанцией в коттедж, и, как она утверждала, ее напугала гроза. Мэтью отвез ее назад. Наверное, тогда все и случилось. Но отношение брата к нему изменилось задолго до этого. Можно даже точно вспомнить, когда. Это произошло утром в воскресенье, в этой же комнате, когда он сообщил Мэтью, что собирается сделать предложение Констанции. Боже мой! Каким же он был слепцом!
Все очень просто. Он доверился Мэтью, потому что любил его. Брат был единственным человеком в мире, кроме Констанции, которого он любил, а они оба одурачили его. Да если бы даже сам Господь пришел к нему и сказал, что видел их вместе, он не поверил бы в это. Ведь они никогда даже не разговаривали друг с другом… во всяком случае, в его присутствии… Вот именно – в его присутствии.
А мать, эта старая сука. Не удивительно, что все они объединились против него. Можно убить всех троих. Взять нож и по очереди перерезать каждому из них глотку. Но что тогда его ждет? Виселица? Нет, виселица не для него, он слишком дорого заплатил за то, чего достиг. Боже мой, но ведь кто-то же должен ответить за это. Ладно, он сыграет с ними в их игру, это будут те еще "кошки-мышки". Сначала заставит их поверить в то, что ему все известно, а затем в то, что ему ничего не известно. Он устроит им такой ад на земле, что они сами пожелают собственной смерти. Один из них и так скоро умрет, однако до этого надо дать ему понять, что он вовсе не такой уж чертовски умный. Пусть еще до смерти ощутит вкус ада, он поиграет с ним, как с рыбкой, попавшей на крючок. Он со всеми с ними поиграет, и начнет это прямо сейчас.